и гнул, с невероятной силой Подбрасывал огромнейшую тяжесть, — Никто вступить в борьбу с ним не посмел. Но, наконец, чтоб отдых дать немного, Они его к колоннам подвели… Как я слыхал от тех, кто был поближе, Самсон просил у стражи позволенья Вплотную стать к колоннам, чтобы мог Он отдохнуть, на них облокотившись. Ему позволили. Когда Самсон Почувствовал, что трогает колонны, — Он неподвижен стал, как бы молился, Иль что-то важное в душе замыслил. Вдруг, голову поднявши, он воскликнул: «Властители! Все, что вы приказали, Исполнил я, вам молча повинуясь, И вызвал удивленье и восторг. Теперь я вам по моему почину Еще блестящей опыт покажу, Такой, что все от изумленья ахнут!» Так говоря, он страшно весь напрягся И, — словно вихрь иль волны бурных вод, Когда земля дрожит, — колонны эти С такой ужасной силою потряс, Что рухнули они, а вслед за ними С ужасным треском рухнул тяжкий свод На головы сидевших; здесь погибли Военачальники, жрецы и судьи, И жены их — весь цвет Филистимлян, Не только тех, что жительствуют в Газе. Но также всех окрестных городов. Самсон, конечно, этим неизбежно Обрушил тяжкий свод и на себя; Спаслась лишь чернь, стоявшая вне крыши. Хор
Еще с восходом солнца прибыл я Сегодня в Газу из-за дел торговых; Торжественно по улицам везде Гремели трубы, праздник возвещая. И вскоре слух повсюду пробежал Волнующий, что приведут Самсона, Чтоб силу он свою перед народом Мог показать… Я пожалел о нем, Но все ж решил пойти на представленье. Оно в огромном полукруглом зданьи Готовилось; высокий свод его На двух колоннах каменных держался; Под этим сводом было много мест Устроено для тех, кто поважнее; Простой народ, среди него и я, Стояли возле под открытым небом. Начался праздник с жертвоприношений; Восторженно настроившись, толпа Ждала Самсона; вот он появился В одеждах ярких; чинно перед ним Шли трубачи, а с двух сторон — с мечами Два всадника в доспехах гарцевали; Вослед за ним шли воины рядами Различных форм и всех родов оружья. Его завидя, все могучим кликом Хвалу воздали идолу, который Им отдал в плен столь страшного врага. Он, молча, шел, куда его вели, И, молча же, на узком возвышеньи Стал исполнять все требованья их: Ломал
Порочность всякая есть слабость; довод Такой тебя не может оправдать, И не любовь тебя на то толкнула, Но алчность к деньгам; как могла ты ждать Моей любви, заранее решивши Меня предать?
Запомни сын: Господь внимает больше Мольбам того, кто просит у Него Прощения с покорностью сыновней, А не тому, кто, мудрствуя лукаво, Решает сам судьбу свою, в заботе Лишь о себе самом, а не о Боге. Не
Как от изменника, все отшатнутся; Не смыть с чела предательства печать! Но я — о стыд! — я выдал тайну Бога, Самонадеянно, преступно, подло, Позорно выдал
Я сам всему виной, всему причина. Кто осквернил божественную тайну, Под клятвой мне доверенную Богом, И выдал Хананеянке неверной? Предательством я не был удивлен, Ведь первою моей женой я также Обманут был; в пылу любовных ласк Она сумела выведать решенье Моей загадки и передала Его моим соперникам преступным. Вторая же была еще коварней: Подкупленная золотом, она, При первых же супружеских объятьях, От золота в утробе зачала Мне первенца — жестокую измену! Да, трижды лестью, вздохами, мольбами, Упреками, она узнать старалась, В чем сила заключается моя; Я трижды отговаривался шуткой И
