Он был прирожденный вождь. Реформатор. Реформатор в изначальном смысле этого слова. Ему неинтересно было ставить пьесу, чтобы не перекопать ее и что-то в ней не изменить. Я помню, как на вечере в Политехническом музее, где «Современник» встречался с молодежной аудиторией, Ефремов получил записку: «Почему вы не ставите “Гамлета”?» — «Она ответит», — показал он на меня. Ну я и сказала: «Потому что он не знает, как его переделать».
ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Есть вечное понятие — тишина. Но она меняется с изменениями кардиограммы планеты. Если на окна поставить пластиковые пакеты, тишина будет другого совсем свойства — не то что в девятнадцатом веке, но даже и двадцать лет назад. Звуковое заполнение иное. Послушай «Три сестры» и постарайся уловить... Что? Я вслушиваюсь в тишину, обрушившуюся после знаменитого вальса композитора Вайнберга, который налетал на сцену как вихрь. Идеальное мгновение для любого театра — зал не дышит, забыл о кашле. И ухо улавливает нечто такое, что тревожит, скребет что-то в душе. Как сказать? Как определить? Это неформулируемое...
У нас перепутали такие понятия, как «театр» и «модное место». Но пока я жива, постараюсь не допустить, чтобы мы превратились в модное место. Мы — театр.
