Конечно, теперь я намного смелей, смелей и уверенней в себе, чем полный сомнений бандит, схваченный в ту ночь идущим между бесконечным на вид забором в лохмотьях афиш и рядом отстоящих уличных фонарей, свет которых с большим вкусом выбрал для своей щемящей сердце игры над мостовой молодой изумрудно-яркий липовый лист. Теперь я признаюсь, что в ту ночь, и в следующую и еще раньше, меня донимало неясное сознание того, что моя жизнь – это непохожий двойник, пародия, вторичная версия жизни другого человека, в этом или ином каком-то мире. Мне казалось, что некий злой дух побуждает меня выдавать себя за этого человека, за этого другого писателя, который был и всегда будет несравнимо значительней, здоровее и беспощаднее, чем ваш покорный слуга.