Знаешь, Нина, моя кожа – русская,

покрытая медвежьей шерстью,

спермой и дешевой косметикой,

порохом от незарегистрированного оружия,

нефтью,

кровью,

тюремными татуировками,

стразами из натуральных бриллиантов,

«Новичком» и водкой.

Ах ты, кожа моя, кожа,

кожа русская моя,

кожа русская, кожа тусклая,

усыпанная прыщами-стереотипами.

Знаешь, Нина,

мои прапрапрародители были рабами,

я из кожи вон лезу, чтобы от них отличаться,

хожу в офис на работу,

для развлечения – на концерты и за грибами,

получаю второе или третье высшее,

слушаю, смотрю и читаю только на английском,

выплачиваю ипотеку,

она – основная доступная мне форма рабства,

или не хожу в офис,

а работаю на удаленке,

но все равно плачу ипотеку,

часто обедаю в кафе с капучино и меню,

написанным белым мелом

на черных досках.

Ах ты, кожа моя, кожа,

кожа русская моя,

кожа русская, кожа тусклая,

засыпанная землей

еще до моего рождения.

Знаешь, Нина, моя кожа – русская,

она лоскутное одеяло – из российского флага,

пыльного ватника, вафельного полотенца,

моей школьной формы,

формы силовиков и военных,

скучного галстука Путина,

дачной одежды родителей,

моих первых джинсов из американской

гуманитарной помощи,

пиджаков советских шахматистов,

белых халатов русских олигархов,

коротких юбок русских женщин, попавших

за границу в девяностые и нулевые,

светлых хвостов русских теннисисток,

кожаных курток постсоветских бандитов,

страниц русской и западной пропаганды —

одеяла, сшитого политиками, журналистами

и сценаристами «Нетфликса» (и других крутых

сериальных продакшенов).

Ах ты, кожа моя, кожа,

кожа русская моя,

кожа русская, кожа тусклая,

это не кожа вовсе,

а так, натянутая на меня не мной оболочка.

Я вылезаю из нее,

мне не холодно,

мне не больно,

мне не страшно.

Вот теперь вы видите

мою настоящую кожу.