Когда г-н де Шарлюс, поддаваясь на искусные провокации Бришо или скульптора, провозглашал простейшие максимы о любви, ревности, красоте, для «верных» эти максимы обладали прелестью остранения благодаря особому, тайному, утонченному и чудовищному опыту, в котором барон их почерпнул; подобная психология разворачивается перед нами в русской или японской пьесе, сыгранной артистами из России или Японии, даром что психология эта сродни той, которую издавна предлагала нам драматургия.