Последняя фраза, точно отражающая социокультурную ситуацию 1960‑х годов, указывает на важнейший элемент конструируемого Ахматовой нарратива о новом «первом поэте» России — где, с одной стороны, присутствует санкционированная авторитетом Ахматовой высшая степень поэтического признания, а с другой — резко контрастирующая с ней советская реальность, не признающая за подобным механизмом негосударственной/неофициальной канонизации никакой легитимности.