Свято соблюдавший правила этого великого искусства, Коразов, приехавший в Страсбург накануне, а в Кель — час назад, и за всю жизнь не прочитавший ни единой строчки об осаде 1796 года, начал обстоятельно рассказывать о ней Жюльену.