Он был открыт широко, широко открыт, и бешенство овладело мною, когда я взглянул на него. Я видел его совершенно ясно — тусклый, голубой, с отвратительной перепонкой, при виде которой дрожь пробирала меня до мозга костей, — но лица и туловища я не мог рассмотреть, так как точно по какому-то инстинкту направил луч как раз на это проклятое место.