Можете представить себя принцессой в башне, вольной делать все, что пожелает. А я — дракон, который эту башню охраняет. — Не многовато ли вы хлещете чая для дракона? — Особый подвид.
Свобода — это и есть отсутствие плана. Каждый может сам составить его, когда захочет. Такой, какой захочет. Это свобода. Не «замуж в восемнадцать, в гроб в тридцать». А когда сам выбираешь каждый раз, или сам выбираешь на много раз вперед, или выбираешь не выбирать вообще.
Заявление было встречено Татьяной стоически. Мозг сразу подсунул пару вариантов на выбор: патриарх в чепчике и переднике смахивает пыль с полок; патриарха обижают злые братья, не пуская на бал; патриарх плачет в саду… Русалка почувствовала расползающуюся на лице ухмылку. Господи, как это теперь развидеть? Вслух же она сказала:
— Некоторая шмоткозаточенность налицо, признаю́. Но Золушок из него крайне сомнительный: ты ваши хоромы-то видел?
— Сможешь назвать хоть одну причину не пристрелить тебя сразу же? В голове Кирилла вихрем пронеслись сотни остроумных фраз, которые помогли бы объясниться, оправдаться, рассказать о случившемся, но ляпнул он совершенно другое: — Ну я же купил тебе лего.
Только тут Игорь понял. Почему-то вариант, что один взрослый мужик будет кормить другого с ложечки, в голову вообще не пришел, хотя в этой цитадели абсурда ждать иного было воистину наивно. Бывший богатырь смиренно проглотил первую порцию. Усатый зачерпнул еще:
— Ложечку за маму. Вот так, хорошо. Ложечку за папу. Чудесно. За сестренку ложечку…
— Сколько мне, по-твоему, лет?
Оценивающе оглядев Игоря, Котов-Шмулинсон продолжил как ни в чем не бывало:
— Ложечку за пенсионную реформу. Ложечку за предстательную железу.