Пока художник жив, мы рассматриваем картину как часть незавершенного процесса. Мы применяем эпитеты: многообещающий, разочаровывающий, неожиданный. Когда художник умирает, картина становится законченным произведением. Это сделал художник. А мы остаемся. Меняются наши мысли и слова. Они больше не адресованы отсутствующему художнику; теперь мы можем думать и говорить только о себе. Предметом обсуждения больше не являются его намерения, заблуждения, надежды, способность менять убеждения, способность к переменам: теперь речь идет об использовании оставленной
Осознание необратимости замедляет время. Мгновения могут казаться годами, потому что, подобно ребенку, взрослый человек чувствует, что всё изменилось навсегда
случайность — это не нечто кажущееся, не видимость, которую можно развеять; это нечто абсолютное, а стало быть, некая совершенная беспричинность. Беспричинно всё — этот парк, этот город и я сам. Когда это до тебя доходит, тебя начинает мутить и всё плывет, как было в тот вечер в «Приюте путейцев», — вот что такое Тошнота
Их время бесконечно. Они постоянно испытывают чувство потери: это, как указывает Сартр, предчувствие приключения. Каждое расставание, каким бы тривиальным оно ни было, завершение игры или события — окончательная потеря, которую повторение не исправит. Иногда им нужно протестовать: тогда они кричат в надежде, что потерю можно отменить, или в искреннем сожалении от того, что всё закончилось. Я говорю «искреннее сожаление», потому что потерянная вещь остается в центре внимания ребенка, в отличие от взрослых, для которых важнее собственное воображаемое переживание грядущей утраты. Их чувство потери ограничено следующим событием или интересом. У детей почти ненасытный аппетит к «следующему». Оно необходимо, чтобы занять место безвозвратно ушедшего.
Страдание не обязательно сопровождается плачем. Оно может состоять из ненависти, мести или того полунасмешливого предвкушения жестокости, с которым отчаявшиеся люди иногда ожидают собственной гибели.
Рыдающий мужчина не похож на ребенка. Ребенок плачется кому-то. Мужчина плачется самому себе. Возможно, заплакав, как ребенок, он каким-то образом верит, что вновь обретает способность восстанавливаться, как ребенок. Но это невозможно.
