Боль плотоядно впилась в мозг, не представляющий, как все это выдержать. Боль кромсала рассудок, как маньяк с бензопилой. Боль выла на все лады, словно стадо оборотней. Боль смеялась нечеловеческим смехом, как захлестнутый истерикой сумасшедший дом. Точно смерть, она схватила холодными пальцами сердце и сильно сжала.
Только тихонько, незаметно для остальных внутри бывшего детдомовца тикал счетчик от каждого неверного жеста, направленного в его сторону, от любого неправильного слова. Михаилу не нужен был гроссбух, чтобы запомнить все выверты дерьма в его сторону, — за последние годы его память натренировалась вести точный учет по каждому ублюдку в отдельности. А они не знали, что полная опись их преступлений против Михаила Фролова хранится в самом страшном для их будущего месте — в его сердце.
ощущал, как несуществующая шерсть встает торчком на загривке, и понимал, как ему приятно не любить записанных на тетрадном листе людей. Как ему приятно их ненавидеть.
Но Миша не мог забыть. Главное. Он не хотел забывать. Забыть — значило простить. Простить то, что из нормального ребенка сделался детдомовцем, ребенком со штампом. Простить то, как мама выкатила глаза и кричала, будто ее тело превратилось в сплошную боль. Забыть — значило отречься от прошлой жизни, отказаться от возвращения и, может быть, от мести. Забыть — просто-напросто означало предать.
«Да, — успокаивал себя мальчик, — я отправил урода в больницу, а сам остался невредим. Три дня без прогулки — это не страшно, спокойно почитаю книжку». Он улегся на кровать, положив руки под голову, и мечтательно закрыл глаза. Ему понравилось.
«Зверское убийство» — всплыл в голове его собственный заголовок первой статьи о мешке с трупом. И словно кто-то ударил Диму по голове. Бум! Тяжелым молотком. Конечно! ЗВЕРЬ. Вот кто этот загадочный убийца. Он не заслуживает называться человеком. Не быть ему Джеком-потрошителем, чтобы потом о нем складывали легенды и воспевали в панковских песнях. Ничего личного. Никаких Фредди Крюгеров. ЗВЕРЬ. Беспощадный, хитрый, безумный. Все эти эпитеты подходят дикому животному. Они подходят и этому нечеловеку.
Это было как озарение. Молнией блеснула мысль, от которой все в Андрее погрузилось во мрак. Он знал, кто этот человек. И одно его имя рассказывало все, что ему нужно от Андрея. Все, что он сам возьмет от него. Это был даже не человек. Имя его было Зверь.
Водитель «жучки» спокойно стоял над Андреем и дымил сигаретой, которая прилепилась к его губам. Он напоминал скульптора, который сделал несколько ударов по куску камня и теперь оценивал свою работу. Только он забыл, что человек отличается от камня тем, что чувствует, когда ему вырубают лишние места.
