Познание столь же интенсивно во времени, как и опыт. Оно черпает свои силы как из былого, так и из будущего. Лишь в этом пересечении временны́х горизонтов из знания конденсируется познание.
Сегодняшний временной кризис не в последнюю очередь связан с абсолютизацией vita activa[10]. Она ведет к императиву труда, который сводит человека к animal laborans[11]. Гиперкинезы[12] повседневности изымают из человеческой жизни всякий созерцательный элемент, всякую способность к пребыванию. Они ведут к утрате мира и времени. Так называемые стратегии замедления не устраняют этого кризиса. Они даже скрывают суть проблемы. Необходима ревитализация vita contemplativa. Временной кризис будет преодолен лишь тогда, когда в своем кризисе vita activa вновь примет в себя vita contemplativa.
Тезис прост: чтобы преодолеть нынешний темпоральный кризис, времени нужно вернуть его аромат. Но как возможно, чтобы время имело запах? Китайцы веками измеряли время с помощью ладана, придумав ладанные часы, использовавшиеся вплоть до XIX столетия. Возможно, именно китайцам принадлежит представление о том, что время может быть воспринято в форме аромата. Но если ладанные часы – теперь экзотический артефакт, то у Пруста можно обнаружить ответ на вопрос, как можно почувствовать аромат времени по-другому.
Джеймисон оплакивал утрату исторического мышления и отсутствие возможности вообразить будущее в ситуации высокого постмодерна. Следуя фразе Жана-Франсуа Лиотара, Джеймисон назвал психическое состояние субъекта постмодерна множественными «интенсивностями»[5].
Ницше замечает, что в рабочей спешке исчезает и «способность слышать и видеть мелодию движений»[121]. Мелодия сама есть обходной путь. Пряма только монотонность. Мелодия характеризует и мышление. Мышление, в котором отсутствует всякая обходительность, оскудевает до вычисления.
присвоению. Он уничтожает расстояние до вещей. Созерцательный взгляд, наоборот, бережет их. Он оставляет их в их собственном пространстве или сиянии. Он есть практика дружелюбия. Следующие слова Хайдеггера – нечто большее, чем житейская мудрость: «Отказ не отнимает. Отказ одаривает. Одаривает неисчерпаемой силой простоты»112. Созерцательный взгляд аскетичен в той мере, в которой он отказывается от уничтожения дистанции, от присвоения. В этом моменте Адорно близок к Хайдеггеру: «Долгий, созерцательный взгляд <…> – это всегда такой взгляд, в котором безудержное стремление к объекту прерывается, осмысляется. Ненасильственное рассмотрение, порождающее всё счастье истины, сопряжено с тем, что созерцающий не вбирает в себя объект»113. Долгий, созерцательный взгляд осуществляется в сохранении расстояния до вещей, которое при этом не теряет близость к ним. Его пространственная формула – это «близость на расстоянии»114.
Лишь перед лицом цели ускорение имеет смысл. То, что, напротив, не имеет направления, то, что резонирует или исполняется в себе самом, то, что не является поэтому телеологией или процессом, не производит необходимости ускорения.
Хайдеггер рано понимает, что пустота бытия сопровождается ускорением процесса жизни. Вот что говорится в лекции 1929–1930 гг.: «Почему мы больше не находим для себя никакого значения, т. е. никакой существенной возможности бытия? Может быть, потому что совершенно отовсюду нам открывается безразличие, причины которого мы не знаем? Но кому хочется так говорить, когда международные связи, техника, экономика влекут человека к себе и заставляют постоянно находиться в движении?»81
Время рассеялось на простую последовательность моментального настоящего. «Люди» «столь мало отда[ю]тся “сути дела”, что по достижении увидения сразу же отвлека[ю]тся на ближайшее»80. «Люди» идут по миру, переключаясь.
Доступ к хорошему времени есть у того ума (Geist), который опустошает себя от всякого «хлама». Именно пустота ума, которая освобождает его от вожделения, углубляет время. Эта глубина связывает каждый момент времени со всем бытием, с его пахнущей нетленностью. Как раз вожделение делает время радикально преходящим, заставляя дух мчаться вперед. Там, где он замирает, где он покоится в самом себе, возникает хорошее время.