Эмигрантский Париж она поначалу без обиняков называла «нашей загробной жизнью», где никто не может работать и все занимаются только тем, что вспоминают прошлое и подводят итоги
Одного повесившегося сняли с петли, привели в чувство, спрашивают: «Зачем ты это? Ведь еще неизвестно, что будет на том свете». А он отвечает: «Оттого и повесился, что еще неизвестно, что там будет, а что здесь будет скверно, это я наверное знаю».
Хорошо, когда люди мечтают. Теперь с каждым годом мечтать делается все труднее. Столько фантазий реализовано, что и подумать, кажется, не о чем. Вот разве только о кометной смерти. Это, пожалуй, вечная мечта, потому что последняя. Когда свершится — некому будет мечтать.
Кроме того, при освещении устраивается счетчик — sorte de machine [34], — и каждый месяц приходит от общества счетчик — sorte de monsieur [35] — проверять его. Это бы ничего, но дело в том, что он почти всегда врет (я говорю, конечно, о счетчике sorte de machine) и иногда даже не в свою пользу.
В этом она тоже повторила путь своего учителя в литературе — Чехова, пройдя от задорного молодого смеха до элегии поздних чеховских персонажей, от Антоши Чехонте и Человека без селезенки к Антону Павловичу Чехову
