Николай Карамзин — историк, крупнейший русский литератор эпохи сентиментализма, прозванный «русским Стерном». Создатель «Истории государства Российского» — одного из первых обобщающих трудов по истории России. Редактор «Московского журнала» и «Вестника Европы». Карамзин вошёл в историю как реформатор русского языка. Его слог лёгок на галльский манер, но вместо прямого заимствования Карамзин обогатил язык словами-кальками, такими, как «впечатление» и «влияние», «влюблённость», «трогательный» и «занимательный». Именно он ввёл в обиход слова «промышленность», «сосредоточить», «моральный», «эстетический», «эпоха», «сцена», «гармония», «катастрофа», «будущность». В книгу вошли: — «Бедная Лиза» — «Всеобщее обозрение» — «Генриада» — «Евгений и Юлия» — «Записка о древней и новой России» — «Историческое похвальное слово Екатерине II» — «История государства Российского» — «Кадм и Гармония, древнее повествование, в двух частях» — «Ловля жемчужных раковин на острове Цейлане» — «Марфа-посадница, или покорение Новагорода» — «Мелодор к Филалету» — «Моя исповедь» — «Наталья, боярская дочь» — «Несколько слов о русской литературе» — «Нечто о науках, искусствах и просвещении» — «О Богдановиче и его сочинениях» — «О любви к отечеству и народной гордости» — «О случаях и характерах в российской истории, которые могут быть предметом художеств» — «Остров Борнгольм» — «Письма русского путешественника» — «Письмо сельского жителя» — «Политика» — «Полный курс русской истории в одной книге» — «Прекрасная царевна и счастливый карла» — «Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени» — «Проза» — «Речь, произнесенная на торжественном собрании Императорской Российской Академии 5 декабря 1818 года» — «Рыцарь нашего времени» — «Сид» — «Сиерра-Морена» — «Стихотворения» — «Филалет к Мелодору» — «Чувствительный и холодный» — «Эмилия Галотти» — «Юлия»
Таким образом, история наша представляет новое доказательство двух истин: 1) для твердого самодержавия необходимо государственное могущество; 2) рабство политическое не совместно с гражданскою вольностью.
лишился супруги и детей, но, воображая, что горесть бесполезна, старался забыть их. — Любимою его мыслию было, что здесь всё для человека, а человек только для самого себя. При конце жизни Леонид согласился бы снова начать ее, но не желал того: ибо стыдился желать невозможного. Он умер без надежды и страха, как обыкновенно засыпал всякий вечер.
Он делал много добра, но без всякого внутреннего удовольствия, а единственно для своей безопасности; не уважал людей, но берегся их; не искал удовольствий, но избегал огорчений; нестрадание казалось ему наслаждением, а равнодушие — т