и копья польские и щиты? Загородите полю ворота своими острыми стрелами за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича!
Уже ведь Сула не течет серебряными струями для города Переяславля, и Двина болотом течет для тех грозных полочан под кликом поганых. Один только Изяслав, сын Васильков, позвонил своими острыми мечами о шлемы литовские, прибил славу деда своего Всеслава, а сам под красными щитами на кровавой траве был прибит литовскими мечами на кровь со своим любимцем, а тот и сказал: «Дружину твою, князь, птица крыльями приодела, а звери кровь полизали». Не было тут брата Брячислава, ни другого Всеволода: так в одиночестве изронил он жемчужную душу из храброго тела через золотое ожерелье. Уныли голоса, поникло веселие, трубы трубят городенские.
Ярославичи и все внуки Всеслава! Уже склоните стяги свои, вложите [в ножны] свои мечи поврежденные, ибо лишились вы славы дедов. Ибо вы своими крамолами начали наводить поганых на землю Русскую, на достояние Всеслава. Из-за усобицы ведь настало насилие от земли Половецкой!
подпер горы венгерские своими железными полками, загородив королю путь, затворив Дунаю ворота, меча тяжести через облака, суды рядя до Дуная. Грозы твои по землям текут, отворяешь Киеву ворота, стреляешь с отчего золотого престола салтанов за землями. Стреляй же, господин, в Кончака, поганого раба, за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича!
А ты, буйный Роман, и Мстислав! Храбрая мысль влечет ваш ум на подвиг. Высоко паришь на подвиг в отваге, точно сокол на ветрах паря, стремясь птицу в смелости одолеть. Есть ведь у вас железные молодцы под шлемами латинскими. От них дрогнула земля, и многие страны — Хинова, Литва, Ятвяги, Деремела, и половцы копья свои повергли, а головы свои подклонили под те мечи булатные.
Но уже, о князь Игорь, померк солнца свет; а дерево не добром листву сронило: по Роси и по Суле города поделили. А Игорева храброго полка не воскресить! Дон тебя, князь, кличет и зовет князей на победу. Ольговичи, храбрые князья, поспели на брань…
Ингварь и Всеволод и все трое Мстиславичи, не худого гнезда соколы! Не по праву побед расхитили вы себе владения
и с ольберами. Те ведь без щитов с засапожными ножами кликом полки побеждают, звоня в прадедовскую славу. Но сказали вы: «Помужествуем сами: прошлую славу сами похитим, а будущую сами поделим!» Разве же дивно, братья, старому помолодеть? Когда сокол надел оперение взрослого, высоко птиц он взбивает: не даст гнезда своего в обиду. Но вот зло – князья мне не в помощь: худо времена обернулись. Вот у Римова кричат под саблями половецкими, а Владимир под ранами.
Горе и тоска сыну Глебову!»
Великий князь Всеволод! Неужели и мысленно тебе не прилететь издалека отчий золотой стол поблюсти? Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать, а Дон шлемами вычерпать! Если бы ты был здесь, то была бы невольница по ногате, а раб по резани. Ты ведь можешь посуху живыми копьями стрелять, удалыми сыновьями Глебовыми.
Ты, буйный Рюрик и Давид! Не ваши ли воины золочеными шлемами по крови плавали? Не ваша ли храбрая дружина рыкают, как туры, раненные саблями калеными на поле незнаемом? Вступите же, господа, в золотые стремена за обиду сего времени, за землю Русскую, за раны Игоревы буйного Святославича!
Вот ветры, внуки Стрибога, веют с моря стрелами на храбрые полки Игоря. Земля гудит, реки мутно текут, пыль поля покрывает, стяги говорят: половцы идут от Дона
На другой день совсем рано кровавые зори свет возвещают; черные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца, а в них трепещут синие молнии. Быть грому великому
Ведь уже несчастий его подстерегают птицы по дубам; волки грозу подымают по оврагам; орлы клектом на кости зверей зовут; лисицы брешут на красные щиты.
