Чичиков тянет на Запад: он как будто предчувствует, что там его сила — его грядущее «царство». «Вот бы куда перебраться, — мечтает он о таможне, и граница близко, и просвещенные люди. А какими тонкими голландскими рубаш
Несмотря на весь свой глубокий консерватизм, Чичиков — отчасти и западник. Подобно Хлестакову, он чувствует себя в русском провинциальном захолустье представителем европейского просвещения и прогресса: тут — глубокая связь Чичикова с «петербургским периодом» русской истории, с петровскими преобразованиями.
Смех Мефистофеля, гордость Каина, сила Прометея, мудрость Люцифера, свобода Сверхчеловека — вот различные в веках и народах «великолепные костюмы», маски этого вечного подражателя, приживальщика, обезьяны Бога.
В Хлестакове преобладает начало движения, «прогресса»; в Чичикове — начало равновесия, устойчивости. Сила Хлестакова в лирическом порыве, опьянении; сила Чичикова — в разумном спокойствии, трезвости. У Хлестакова «необыкновенная легкость», у Чичикова необыкновенная вескость, основательность в мыслях. Хлестаков — созерцатель; Чичиков — деятель. Для Хлестакова все желанное — действительно; дли Чичикова все действительное — желанно. Хлестаков — идеалист; Чичиков — реалист. Хлестаков — «либерал»; Чичиков — «консерватор». Хлестаков — «поэзия», Чичиков — «правда» современной русской действительности. Но, несмотря на всю эту явную противоположность, тайная сущность их одна и та же. Они — два полюса единой силы; они — братья-близнецы, дети русского среднегосословия и русского XIX века, самого серединного, буржуазного из всех веков; и сущность обоих — вечная се
Итак, опять-таки по собственному признанию Гоголя, в обоих величайших произведениях его — в «Ревизоре» и «Мертвых душах» — картины русского провинциального города 20-х годов имеют, кроме явного, некоторый тайный смысл, вечный и всемирный, но «прообразующий», или, как мы теперь сказали бы, символический, ибо символ и значит «прообразована»: среди «безделья», пустоты, пошлости мира человеческого не человек, а сам черт, «отец лжи», в образе Хлестакова или Чичикова, плетет свою вечную, всемирную «сплетню». «Я совершенно убедился в том, что сплетня плетется чертом, а не человеком, — пишет Гоголь в частном письме по поводу частного дела. — Человек от праздности и сглупа брякнет слово без смысла, которого бы и не хотел сказать (не так ли
Два главных героя Гоголя — Хлестаков и Чичиков — суть два современные русские лица, две ипостаси вечного и всемирного зла — «бессмертной пошлости людской». По слову Пушкина: То были двух бесов изображенья. Вдохновенный мечтатель Хлестаков и положительный делец Чичиков — за этими двумя противоположными лицами скрыто соединяющее их третье лицо, лицо черта «без маски», «во фраке», в «своем собственном виде», лицо нашего вечного двойника, который, показывая нам в себе наше собственное отражение, как в зеркале, говорит: «Чему смеетесь? Над собой смеетесь!»
Чичикова и Хлестакова — Мережковский доказывает, что они и есть лицо черта «без маски». Гоголь хотел посмеяться над чертом, но последний, по мнению автора, посмеялся над самим литератором.
