января 1833 года президент литературной Академии Александр Семенович Шишков подписал диплом на звание члена Российской академии на имя Александра Сергеевича Пушкина.
Не гнушался он и казенные средства использовать в личных нуждах: он крал казенные дрова, использовал казенных работников… А к тому же Уваров был приверженцем «азиатского порока» и состоял в противоестественной связи сразу с несколькими молодыми людьми, в том числе с князем Дондуковым-Корсаковым, которому он всячески протежировал, несмотря на его довольно ограниченные способности.
Своих любовных увлечений она не скрывала и даже порой афишировала их, как будто ей доставляло удовольствие шокировать скучное петербургское общество. В Аграфену Федоровну были влюблены Вяземский и Боратынский. Пушкин называл ее «рабой томительной мечты», «беззаконной кометой» и, вслед за Вяземским, – «медной Венерой» из-за цвета ее волос. Он посвятил ей ряд произведений: «Портрет», «Наперсник» и самое знаменитое:
Счастлив, кто избран своенравно Твоей тоскливою мечтой, При ком любовью млеешь явно, Чьи взоры властвуют тобой; Но жалок тот, кто молчаливо, Сгорая пламенем любви, Потупя голову ревниво, Признанья слушает твои…
Дело в том, что Аграфена Федоровна не стеснялась рассказывать влюбленному поэту о своих разнообразных прошлых и нынешних увлечениях. Это одновременно и увлекало, и бесило Пушкина, но дружба их продолжалась до самой его смерти. Ушаковы
совету друзей Пушкин отправил новому императору Николаю I письмо: «Всемилостивейший государь! В 1824 году, имев несчастие заслужить гнев покойного императора легкомысленным суждением касательно афеизма, изложенным в одном письме, я был выключен из службы и сослан в деревню, где и нахожусь под надзором губернского начальства. Ныне с надеждой на великодушие Вашего императорского величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою и честным словом) решился я прибегнуть к Вашему императорскому величеству со всеподданнейшею моею просьбою. Здоровье мое, расстроенное в первой молодости, и род аневризма давно уже требуют постоянного лечения, в чем и представляю свидетельство медиков: осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в Москву,
Средств контрацепции в те годы не существовало, и Пушкин во время амурных похождений подцепил какую-то инфекцию, которые в начале XIX века еще не отличали одну от другой и лечили одинаково – ртутью, иначе «меркурием». Ртуть сама по себе очень вредна, и она имеет свойство накапливаться в организме. Последствия ртутного отравления Пушкин испытывал всю жизнь.
«За старые грехи наказанный судьбой, Я стражду восемь дней, с лекарствами в желудке, С Меркурием в крови, с раскаяньем в рассудке — Я стражду…»
тому же молодой человек частенько посещал публичные дома. В этом не было ничего необычного: практически все молодые люди пользовались услугами женщин легкого поведения. Поэт зачастил к некой Софье Астафьевне, содержательнице фешенебельного публичного дома, который посещала вся гвардейская молодежь Петербурга. Пушкин любил побесить бедную старуху притворной разборчивостью. Но больше всего злило старуху-сводню то, что Пушкин мог вдруг приняться расспрашивать девушек об их прежней жизни, а потом взять, да и уговорить жрицу Венеры расстаться с развратной жизнью и заняться честными трудом. Да еще и дать ей денег на выход! По этому поводу Софья Астафьевна даже жаловалась на поэта полиции как на без
зато добавилось безудержное пьянство. Так, на одном кутеже Пушкин побился об заклад, что выпьет бутылку рома и не потеряет сознания. Исполнив первую часть пари, он упал без чувств и только все сгибал и разгибал мизинец левой руки. Придя в себя, Пушкин стал доказывать, что все время помнил о закладе и что специально двигал мизинцем в доказательство того, что сознания не потерял. По общему приговору, пари было им выиграно.[33]
