Последний советский, 1991-й, год начался не с 1 января. Он начался с осени 1990-го. Советская финишная прямая берет начало именно с этой точки.
К осени 1990 года все республики, входящие в СССР, за исключением Азербайджана, принимают декларации о суверенитете. Это не исход из СССР, но с учетом резкой активизации национальных движений и слабости центра это очевидный низкий старт на всех пятнадцати дорожках в ожидании сигнала
И вот при таком отчаянном личном опыте неспособность принимать необходимые, рискованные решения Гайдар продолжает считать слабостью. Когда Гайдар произносит слово «рискованные», он имеет в виду рискованные для политической карьеры, для будущего политического деятеля. Для Гайдара выбор в пользу необходимых решений, а не в пользу карьеры, очевиден.
«Мы пытаемся объяснить Горбачеву суть происходящего, предложить набор решений, позволяющих взять ситуацию под контроль: существенное сокращение военных расходов, ограничение капитальных вложений, увеличение импорта финансово-эффективных потребительских товаров – все, чтобы сократить дефицит бюджета».
Гайдар пишет:
«Предлагаемые нами рекомендации выглядят слишком радикальными, они явно не в стиле Горбачева. Курс, чреватый финансовым развалом, продолжается».
Лацис пишет:
«Тогда я не мог додуматься до единственного верного вывода: советская государственная машина утратила способность выполнять свои основные функции. Наш «Титаник» не мог уйти от столкновения с айсбергом».
Гайдар пишет:
«В 1989–1990 годах я неоднократно встречался с Горбачевым на широких, узких и совсем келейных совещаниях, помогал ему в работе над разнообразными документами. Самая серьезная слабость Горбачева – его неспособность принимать необходимые, хотя и рискованные, решения».
Гайдар это пишет в книге, вышедшей в 96-м году, когда у него уже есть свой очень горький опыт реформ.
И цены глубоко дефицитному бюджету больше нечем удерживать. При этом политическое решение о либерализации цен не принимается. Это объяснимо. С одной стороны – экономическая катастрофа, с другой стороны – гласность. В результате – падение рейтинга Горбачева. Тут не до радикальных решений.
Товарный голод утолять нечем. Госбанк в материалах к докладу о социально-экономическом положении страны в январе 90-го года сообщает: «Оседание денежных средств у населения возрастает с каждым годом. Недостаток товаров на начало 1990 года оценивается в 110 миллиардов рублей против 60 млрд рублей на начало 1986 года».
По данным опросов Всесоюзного научно-исследовательского института конъюнктуры и спроса, к концу 89-го года из 989 видов товаров в относительно свободной продаже находится только 11 %. В дефицит уже входят мыло, зубная паста, ученические тетради, карандаши. В 89-м на Новый год ребенку невозможно купить игрушку. Никакую. Я помню страшного, жесткого плюшевого медведя, которого случайно выбросили в магазине вечером 31 декабря 89-го года. На него без слез нельзя было смотреть. Мы купили его сыну и были счастливы.
Премьер-министр Рыжков в правительстве Горбачева прямо говорит: «Наши промышленные товары были на мировом рынке неконкурентоспособны. Вот почему мы и вывозили в основном сырье!»
само государство до последнего продолжает жить как проигравшийся, разорившийся барин: до последнего вздоха пытается сохранить привычные траты. Продолжает безвозмездную помощь политически родственным режимам, т. е. берет кредиты на Западе и дает эти деньги борцам с капитализмом. Внутри страны заемные деньги швыряются на дорогостоящий долгострой. Не говоря уже о военных расходах. Гайдар вспоминает:
Тогда, в конце 80-х, население, судя по опросам, больше всего хотело введения карточной системы снабжения. Но государство не обладает ресурсами, чтобы обеспечить нормированное снабжение. Этот вариант обсуждался неоднократно руководством страны во второй половине 80-х и отклонялся как нереализуемый. Страна живет в долг.
«Мы давно не сводим концы с концами», -
говорит премьер-министр Рыжков на Пленуме ЦК в январе 87-го года. Валютных поступлений нет. Выручка от экспорта подешевевшей нефти целиком уходит на выплаты процентов по внешним долгам. И этих средств не хватает. Суммы просроченных платежей огромны и продолжают расти. С 1989 года западные банки начинают отказывать СССР в кредитах. СССР рассматривается как ненадежный должник
Так что конец 80-х годов – это конец привычного советского дефицита.
Речь с этого момента идет уже просто о пустых прилавках, о драках в очередях за куском колбасы, о радости, когда этот кусок достается тебе. Потом речь пойдет о гуманитарной помощи, которую нам будут оказывать западные страны. То есть советская экономическая система кончает капиталистической гуманитарной помощью. На гуманитарной помощи сидит даже армия.
Из письма замминистра обороны Архипова председателю Центральной комиссии по распределению гуманитарной помощи Воронину: «Уважаемый Лев Алексеевич, прошу Вас передать Министерству обороны СССР 8 млн комплектов сухих пайков военнослужащих бундесвера, поступающих из Германии в качестве гуманитарной помощи, для выдачи военнослужащим и членам их семей».
Теперь никто этого уже не помнит. Помнят, что на руках были Деньги. Большие, по советским меркам, деньги. Связка между этими деньгами и пустыми полками магазинов отсутствует. Это в экономике такие деньги называются вынужденным накоплением. Именно эти деньги многие теперь вспоминают как символ советской обеспеченности и уверенности в завтрашнем дне. Что бы ни вспоминали сейчас, на самом деле эти вынужденные накопления – свидетельство развала потребительского рынка и признак финансовой катастрофы в стране. Эта экономическая трагедия страны больше, чем последний мировой кризис, больше, чем американская Великая депрессия. Экономическая трагедия СССР так и осталась непонятой, незамеченной, вроде как и не бывшей. Деньги на сберкнижках, в письменных столах, в шкафах под стопками постельного белья, под матрацами, которые копили годами на машины, финские холодильники, кооперативные квартиры, мебельные стенки, просто на черный день, – эти деньги на руках не позволили заметить, понять, поверить, что страна-то обанкротилась. Что вот он, настоящий черный день.
