Собственно, через оперу Римского-Корсакова сэр Питер Шеффер и познакомился с пушкинской трагедией, под влиянием которой в 1979 году написал пьесу “Amadeus”. Действие в ней разворачивается в той самой психиатрической лечебнице, где умирающий Сальери вспоминает сложную историю своих отношений с Моцартом.
Первая постановка, пользовавшаяся большим сценическим успехом, вызвала ворчание узкого круга меломанов, недовольных “поклёпом” на достойнейшего, хоть и подзабытого итальянского мастера.
Но уж когда Форман эту пьесу экранизировал, срубив 8 статуэток и кучу других важнейших кинопризов 1985 года, тихий ропот меломанов сменился целой международной кампанией по защите доброго имени Сальери. Каждый музыкальный критик счёл своей обязанностью написать, что на самом деле никого итальянец не травил, а Форман и Шеффер беспричинно и незаслуженно очернили образ одного из важных венских композиторов…
Эта реакция была и предсказуемой, и закономерной, и фактологически справедливой – а попутно продемонстрировала, до какой степени Голливуд эффективней классической литературы в популяризации исторических легенд. Но главное, о чём стоит сказать, чтобы эта готичная история обрела долгожданный хэппи-энд, – это долгосрочный результат сотрудничества Формана и Шеффера. При всей своей эрудиции в вопросах музыкальной литературы, одного не могли добиться просвещённые критики чешского режиссёра и английского драматурга: они не могли заставить музыкантов играть сочинения Сальери, которые перестали исполняться и издаваться с начала XIX столетия. А вот Форман и Шеффер добились именно этого. Хотя легендарный саундтрек “Амадеуса”, ставший одним из самых продаваемых альбомов классики за всю историю звукозаписи, состоял сплошь из Моцарта, выход фильма дал неожиданный и мощный толчок для возрождения интереса как раз к Сальери. В наш постмодернистский век история “гения и злодейства” совершила полный круг. Если героев Пушкина (как и их прототипов) интересовало, какие злодейства совершал тот или иной гений, то современникам Формана и Шеффера вдруг срочно захотелось узнать: а что гениального сочинил оскароносный злодей?
Первая постановка, пользовавшаяся большим сценическим успехом, вызвала ворчание узкого круга меломанов, недовольных “поклёпом” на достойнейшего, хоть и подзабытого итальянского мастера.
Но уж когда Форман эту пьесу экранизировал, срубив 8 статуэток и кучу других важнейших кинопризов 1985 года, тихий ропот меломанов сменился целой международной кампанией по защите доброго имени Сальери. Каждый музыкальный критик счёл своей обязанностью написать, что на самом деле никого итальянец не травил, а Форман и Шеффер беспричинно и незаслуженно очернили образ одного из важных венских композиторов…
Эта реакция была и предсказуемой, и закономерной, и фактологически справедливой – а попутно продемонстрировала, до какой степени Голливуд эффективней классической литературы в популяризации исторических легенд. Но главное, о чём стоит сказать, чтобы эта готичная история обрела долгожданный хэппи-энд, – это долгосрочный результат сотрудничества Формана и Шеффера. При всей своей эрудиции в вопросах музыкальной литературы, одного не могли добиться просвещённые критики чешского режиссёра и английского драматурга: они не могли заставить музыкантов играть сочинения Сальери, которые перестали исполняться и издаваться с начала XIX столетия. А вот Форман и Шеффер добились именно этого. Хотя легендарный саундтрек “Амадеуса”, ставший одним из самых продаваемых альбомов классики за всю историю звукозаписи, состоял сплошь из Моцарта, выход фильма дал неожиданный и мощный толчок для возрождения интереса как раз к Сальери. В наш постмодернистский век история “гения и злодейства” совершила полный круг. Если героев Пушкина (как и их прототипов) интересовало, какие злодейства совершал тот или иной гений, то современникам Формана и Шеффера вдруг срочно захотелось узнать: а что гениального сочинил оскароносный злодей?
