— Как политбоец умер? — неожиданно спросил один из комвзводов.

— От заражения крови, — буднично сказал разведчик.

— А, — разочарованно прозвучало в ответ.

— Именно, что «А». Он заплутал и в такую социально близкую деревеньку заехал. А вышел оттуда, от социально близких, без коня, без носа, без глаз, без ушей, без мужских причиндалов и без сапог, гол как сокол. А попутно тамошние шутники у него кожу до колен сняли чулком, да со спины ремней нарезали. Те, кто его в больничку отвозили, три дня потом жрать не могли.

— Так переубедили, небось? — кривовато усмехнулся пышноусый.

— Наверное. Он после этих развлечений не в себе был. Да и язык ему попытались отчекрыжить, но мастерства не хватило. Языки в соседнем уезде резать умели, — вернул ему усмешку разведчик.

— Вы не преувеличиваете? — усомнился несколько обалдевший комиссар.

— Он преуменьшает, — отрезал жестко командир партизанского отряда.

— Вы, городские, вечно со всякими побрехушками носитесь. Гуманизма там, все люди — братья и тому подобное. А потом лицом синеете, как только с обычной жизнью сталкиваетесь. Потому, комиссар, для отряда — и тебя тоже — лучше будет, если ты в разумение возьмешь, что не все люди — братья, и гуманизма сейчас тут не будет. Будет резня. Как двадцать лет назад. И как тогда — первыми страдать будут бабы и дети. Потому что у мужиков — винтовки, ножи, на край — кулаки, их обидеть трудно, баб — проще. И желающих баб и детей мучить внезапно оказывается много. Чем быстрее это поймешь — тем всем лучше будет