Форстер[24] объяснял Диккенсу, что смерть малютки Нелл[25] — художественная необходимость, и Диккенс с ним согласился, однако когда стало ясно, что малютке Нелл не выжить, писателю стали приходить сотни писем, в которых читатели умоляли его пощадить бедняжку. Сам Диккенс, описывая ее последние минуты, испытывал, по его же собственным словам, «невыразимую тоску»; то же и читатели. Когда Макреди, вернувшись из театра[26], открыл очередной номер журнала, где печаталась «Лавка древностей», и увидел иллюстрацию, на которой изображалось мертвое дитя, лежавшее у открытого окна с букетиком остролиста на груди, у него упало сердце. «Никогда прежде, — записывает он в своем дневнике, — не приходилось мне читать набранные типографским способом слова, которые бы причинили мне столько боли. У меня не было даже сил разрыдаться…» Ирландский политик Дэниел О’Коннелл[27], читавший «Лавку древностей» в поезде, не смог сдержать слез и, прохрипев: «Он не должен был ее убивать», в сердцах выбросил книгу из окна. Даже Томас Карлейль, известный своим пренебрежительным отношением к Диккенсу, был очень тро