И действительно, новый следователь, к которому меня привели, сразу же сообщил, что расстрел мне не грозит.
Новый следователь, кавказец, капитан Гизаев, эвакуировался из Нальчика после того, как немецкие войска заняли Северный Кавказ. Гизаев начал допрос следующими словами:
– Я ваш новый следователь и хотел бы закончить ваше дело, которое тянется слишком долго.
– Если вы хотите его закончить, то вы должны снять обвинение с меня и моих товарищей, – ответил я.
– Я не могу этого сделать, так как против вас есть неопровержимые доказательства.
– Вы имеете в виду используемые следствием показания уголовников?
– Нет, даже если не принимать во внимание показания уголовников, против вас достаточно других свидетельств.
– Для меня это что-то совершенно новое, – удивился я.
– Но вы еще больше удивитесь, услышав имена свидетелей.
– Вы меня очень заинтриговали.
Прежде чем назвать имена новых свидетелей, Гизаев произнес целую речь, в которой подчеркнул, что к этому моему делу он не проявляет особого интереса и желает лишь закончить то, что начали другие. Он дал слово вести следствие объективно и не допускать противоречащих закону вещей. В то же время он сообщил, что ОСО нас троих приговорило к смерти, но Верховный Суд СССР отменил приговор и назначил новое следствие. Я вполне такое допускал, но меня весьма удивило, что об этом мне сообщает следователь НКВД. В конце Гизаев добавил, что даст мне просмотреть все акты.
– Могу ли я узнать имена свидетелей? – спросил я.
– Конечно! Но прежде чем я назову вам имена, вы должны обещать, что дадите показания и подпишете протоколы.
Когда я ответил согласием, Гизаев произнес:
– Главные свидетели против вас – Рожанковский и Ларионов.
Я был удивлен, но потом вдруг понял, почему Ларионов и особенно Рожанковский проявляли обо мне такую заботу. Я даже не мог подумать, что они являются сексотами, секретными сотрудниками, как их называли в лагере.
Новый следователь, кавказец, капитан Гизаев, эвакуировался из Нальчика после того, как немецкие войска заняли Северный Кавказ. Гизаев начал допрос следующими словами:
– Я ваш новый следователь и хотел бы закончить ваше дело, которое тянется слишком долго.
– Если вы хотите его закончить, то вы должны снять обвинение с меня и моих товарищей, – ответил я.
– Я не могу этого сделать, так как против вас есть неопровержимые доказательства.
– Вы имеете в виду используемые следствием показания уголовников?
– Нет, даже если не принимать во внимание показания уголовников, против вас достаточно других свидетельств.
– Для меня это что-то совершенно новое, – удивился я.
– Но вы еще больше удивитесь, услышав имена свидетелей.
– Вы меня очень заинтриговали.
Прежде чем назвать имена новых свидетелей, Гизаев произнес целую речь, в которой подчеркнул, что к этому моему делу он не проявляет особого интереса и желает лишь закончить то, что начали другие. Он дал слово вести следствие объективно и не допускать противоречащих закону вещей. В то же время он сообщил, что ОСО нас троих приговорило к смерти, но Верховный Суд СССР отменил приговор и назначил новое следствие. Я вполне такое допускал, но меня весьма удивило, что об этом мне сообщает следователь НКВД. В конце Гизаев добавил, что даст мне просмотреть все акты.
– Могу ли я узнать имена свидетелей? – спросил я.
– Конечно! Но прежде чем я назову вам имена, вы должны обещать, что дадите показания и подпишете протоколы.
Когда я ответил согласием, Гизаев произнес:
– Главные свидетели против вас – Рожанковский и Ларионов.
Я был удивлен, но потом вдруг понял, почему Ларионов и особенно Рожанковский проявляли обо мне такую заботу. Я даже не мог подумать, что они являются сексотами, секретными сотрудниками, как их называли в лагере.
