Кремль московский — как сказка, как сон об Италии среди русских снегов, но поверх этой сказки нечистым пластырем — Дворец съездов.

Какая-то особенная решимость нужна, чтобы так действовать. Или наоборот — полнейшее равнодушие ко всему и сразу. К прошлому, к настоящему, к себе, к тем, кто был до, и к тем, кто придет после. Бесчувствие, сознательное нежелание видеть, что мир вокруг — он твой. Великие мыслители до сих пор спорят о том, почему Советский Союз издох. Ищут причины, сочиняют толстые книги… Рискну предположить, что эти вот равнодушие, наплевательство, готовность признать, что вокруг — только чужое и ничье, тоже свою роль сыграли. Оказалось вдруг, что она не нужна никому по-настоящему, эта странная огромная страна с прокисшей идеологией, — ни простым работягам, ни престарелым вождям, заседавшим на съездах, ни юным пионерам, которые несли вождям цветы и зачитывали приветствия. А это смертельный диагноз, такая болезнь неизлечима.

Я, честно скажу, не из тех, кто советскую империю оплакивает. Но вот только боюсь, что империя кончилась, а болезнь осталась.