Райнхард молча улыбался про себя, наслаждаясь непривычным спокойствием, похожим на полуденную тишь в парке. Он вспомнил лицо Оберштайна, столько раз скрывавшего тревогу по его душу — эх, и сколько раз он замечал, делая вид, что лежит в кресле с прикрытыми глазами, как озабоченно глядел на него главный советник, с каким искренним беспокойством он наблюдал за ним почти сразу, как поступил на службу. Оттого Кирхайс и ревновал, возможно, полагая, что кроме него никто не должен всерьёз волноваться о Райнхарде настолько. Всё же, насколько страшнее всё это выглядит теперь, по прошествии стольких лет, хотя и помнится столь свежо, как будто вчера было. Пока казалось, что силы никогда не кончатся, всё воспринималось довольно легко — не то стало, когда вообще не смог встать однажды.