Нелли вдруг догадалась — впервые — спросить себя: а была ли Тася когда-нибудь по-настоящему, без дураков, счастлива? Заботило ли это Нелли прежде, когда она не без удовольствия нащупывала скрытые рычажки, маленькие кнопки управления Тасиной судьбой? Что подлинно материнского ощущала она к Сережиной дочери? Власть разве что. И влияние. Пользовалась без зазрения совести. Нелли увидела это с гнетущей ясностью, как внезапно протрезвевший человек. И до того стало тошно…