Но на этот раз дело уже было вовсе не в недавнем инциденте — что-то ещё неуловимое в облике офицера подсказывало ему, что следует соблюдать особую учтивость. Нарочитое мальчишество командира явно имело под собой вовсе не плебейскую тягу к панибратству и не простодушие простолюдина. Оставалось предположить, что это настоящий высокородный аристократ, коих на деле осталось слишком мало после нескольких столетий войн с республикой, да ещё множества диких обычаев старого Рейха. Если такой человек позволяет себе отвязаться до внешнего ребячества — значит, он слишком доверяет тому, кто мог оказаться свидетелем этого, а доверие столь сильного человека необходимо оправдывать. А учитывая, сколь мало они ещё знакомы, стоит предполагать, что командир очень легко читает в душах тех, кого видит даже мельком. Клаус не мог отделаться от некоторого внутреннего трепета, понимая, что при всей внешней простоте сейчас происходит нечто слишком значительное, настолько, что он ещё не в состоянии предположить истинные масштабы события.