Демоническое начало в Марине, отчаяние было сильней, чем во мне. От него она – глохла? к миру? (отъединение). О, конечно, улыбка и тишина володимирские (в крови же) не могли ее обойти. В ней – все было! Но – сгущенней, кратче и реже, должно быть.

Я вообще в несчастной жизни моей была – счастлива! Так и Марина обо мне в 1916 году старику-эротоману Эрдту (о «Дыме» моем) на его «Ваша сестра очень несчастна?» – «Моя сестра очень счастлива…» (с непередаваемой – но она мне ее передала – интонацией надменности и фамильной гордости за меня).