Помыв лодку, мужчины начинают вытаскивать сеть. Первый заплыв не особо удачен: пара бабосин, одна мелкая сардинка, один язык (плоская белёсая рыбёшка без чешуи), три креветки. Бабосу забрасывают в лодку, креветки летят туда же, сардина и язык достаются наглым пеликанам, атакующим сеть. Забрасываем второй раз. Пеликаны толкутся у бортов, суют головы внутрь – проверяют, удастся ли спереть чего вкусненького.
Со вторым заплывом нам везёт больше: уже двенадцать креветок, пять больших рыбин, краб. Рыбаки с шуточками выпутывают улов из тонкой паутинки, я ловлю по всей лодке скользких и прытких креветок, складываю их в ведёрко, подсчитываю – дон Чементе велел считать.
В паузах между забрасыванием и вытягиванием сети мужчины курят и писают за борт. Мне очень хочется проделать то же самое, но мне никак, да и нельзя. Болтаем о разном. Чементе много чем делится, давно он здесь.
Хохочем и плачем над тем, что пока тут не было нашей клиники, люди пили глистогонное средство для коров: и от боли в животе, и от температуры, и от нежеланной беременности.
Придумываем имя безымянной пухлой рыбёшке. Обычно её тут зовут просто «бандитка» – потому что сети рвёт нещадно колючими плавниками. Рвёт и орёт надрывно. Говорю, что ор её похож на лягушачье кваканье. Теперь в Тихом океане живёт моя рыба, и её зовут «пура рана», что в переводе означает «чистая лягушка». Понравилось им очень сравнение.
Делим на троих один варёный платан и пару ложек засахаренного риса – жена Энджи насильно заставила его взять еду, волнуется, что помрёт от голода в море.
Слушаем через полую пластиковую трубку – идёт ли рядом крупный косяк рыбы? Когда идёт, бульканье и шуршанье должно быть слышно. Сегодня что-то не слыхать, отдыхает рыба.
Креветки шебуршатся по дну лодки, щекочут нам ноги своими щупальцами. Краб подкрадывается сзади и внезапно кусает меня за пятку, сволочь эдакая.
Вытягиваем последнюю на сегодня сеть, четвёртую.
Отчитываюсь дону Чементе по улову: сорок шесть креветок, два крабика, двенадцать бабосин, одна пура рана и три сардины. Поворачиваем обратно к берегу. По пути обсуждаем, на покупку чего лучше копить триста долларов: на лошадь или новый мотор для лодки. Стоят одинаково, и хлопот с ними одинаково примерно.
Со вторым заплывом нам везёт больше: уже двенадцать креветок, пять больших рыбин, краб. Рыбаки с шуточками выпутывают улов из тонкой паутинки, я ловлю по всей лодке скользких и прытких креветок, складываю их в ведёрко, подсчитываю – дон Чементе велел считать.
В паузах между забрасыванием и вытягиванием сети мужчины курят и писают за борт. Мне очень хочется проделать то же самое, но мне никак, да и нельзя. Болтаем о разном. Чементе много чем делится, давно он здесь.
Хохочем и плачем над тем, что пока тут не было нашей клиники, люди пили глистогонное средство для коров: и от боли в животе, и от температуры, и от нежеланной беременности.
Придумываем имя безымянной пухлой рыбёшке. Обычно её тут зовут просто «бандитка» – потому что сети рвёт нещадно колючими плавниками. Рвёт и орёт надрывно. Говорю, что ор её похож на лягушачье кваканье. Теперь в Тихом океане живёт моя рыба, и её зовут «пура рана», что в переводе означает «чистая лягушка». Понравилось им очень сравнение.
Делим на троих один варёный платан и пару ложек засахаренного риса – жена Энджи насильно заставила его взять еду, волнуется, что помрёт от голода в море.
Слушаем через полую пластиковую трубку – идёт ли рядом крупный косяк рыбы? Когда идёт, бульканье и шуршанье должно быть слышно. Сегодня что-то не слыхать, отдыхает рыба.
Креветки шебуршатся по дну лодки, щекочут нам ноги своими щупальцами. Краб подкрадывается сзади и внезапно кусает меня за пятку, сволочь эдакая.
Вытягиваем последнюю на сегодня сеть, четвёртую.
Отчитываюсь дону Чементе по улову: сорок шесть креветок, два крабика, двенадцать бабосин, одна пура рана и три сардины. Поворачиваем обратно к берегу. По пути обсуждаем, на покупку чего лучше копить триста долларов: на лошадь или новый мотор для лодки. Стоят одинаково, и хлопот с ними одинаково примерно.
