– О… – Кацуо усмехнулся так буднично, словно не висел над пропастью, не истекал кровью и не пах жженой плотью. – Господин зверюга.
– Я. – Харада осклабился, намертво вцепляясь в его плечи и подаваясь назад. – Лезь, ну!
Воздух свистнул рядом. Харада дернулся вбок, и клинок лязгнул о камни, высекая сноп искр. Пыль ударила по глазам. Желтая Тварь был в шаге, смотрел пристально, насмешливо, стискивая оружие. Волосы продолжал трепать бешеный ветер, делая его хищный силуэт еще жутче. В небе вился ураган туч.
– Трогательно. – Харада скорее видел, как шевелятся серые, растрескавшиеся губы.
Он так вцеплялся сейчас в Кацуо, был к нему так близко, что Желтая Тварь мог одним ударом снести головы им двоим. Но он не стал спешить: мгновение – и боль пронзила левую ладонь так, что Харада едва сдержал вскрик. Клинок, всаженный резко и небрежно, прошил и плечо Кацуо. Глаза его расширились, он зажмурился и сжал зубы, но все же взвыл.
– Не отпускаешь, – с интересом бросил Желтая Тварь, выдергивая окровавленный меч. – Как…
– Юши! – хриплый голос раздался сквозь горячий туман.
Господин?
Харада не мог обернуться, да и не хотел видеть, как тот, чье место занял Кацуо, идет сюда.
– Держись, – все, что удалось выдохнуть. Он чувствовал, как раненая рука Кацуо слабеет. И что слабеет сам.
– Ненужные жертвы, – прохрипел Кацуо, щурясь на тучи, в которых опять гуляли молнии. – Боги не одобряют.
– Пусть подотрутся своим одобрением! – сплюнул Харада, и Кацуо засмеялся. – Что?
– Я говорил, что ты начинаешь мне нравиться? – хрипло пробормотал он.
Это было бы лестно слышать, если бы в это же время кровь не заливала пальцы, которыми Харада цеплялся за его плечо, а в голове не билось: «Удержать, удержать, удержать и не сверзнуться». Пронзенная рука ощущалась одеревеневшей, мертвой. Но так словно стало даже проще, или он ничего уже не соображал?
– Юшидзу Ямадзаки! – прогремело над головой.
Господин.
Харада не оглядывался, смотрел только вниз, проклиная себя: мышцы подводили. Он все еще не тянул, а лишь сползал дальше под чужим весом. Камни предательски сыпались и крошились.
– Опять лезешь меня спасать. – Кацуо дернулся, качнулся, ища опору на отвесной скале.
– Ты мне работу обещал вообще-то, – шепнул Харада, прищурившись. – Я не заинтересован в твоей смерти.
Над головами сверкнули сшибающиеся клинки.
– Наконец-то! Покажи свое истинное…
Не оборачиваясь, Харада знал: они все же сражаются. Два брата. Те, кто не представлял жизни без друг друга, а теперь, видимо, не представляют смерти. Нет. Это не его дело. Он отрешился от боли, он напрягся и потянул Кацуо назад. Не хотелось смотреть, как пляшут снег и молнии, как сгущаются тучи, темные, словно глаза довольных богов.
Поэтому он смотрел вниз, на Кацуо и шторм за ним.
Дрожащая рука потянулась, обхватывая шею, так судорожно, будто хотела ее свернуть.
– Спасибо.
Такое простое слово. Такая непривычная интонация.
Он собрал последние силы, дернулся назад – и упал на спину, с силой ударившись о какой-то камень, скорее почувствовав, чем увидев, что
– Я. – Харада осклабился, намертво вцепляясь в его плечи и подаваясь назад. – Лезь, ну!
Воздух свистнул рядом. Харада дернулся вбок, и клинок лязгнул о камни, высекая сноп искр. Пыль ударила по глазам. Желтая Тварь был в шаге, смотрел пристально, насмешливо, стискивая оружие. Волосы продолжал трепать бешеный ветер, делая его хищный силуэт еще жутче. В небе вился ураган туч.
– Трогательно. – Харада скорее видел, как шевелятся серые, растрескавшиеся губы.
Он так вцеплялся сейчас в Кацуо, был к нему так близко, что Желтая Тварь мог одним ударом снести головы им двоим. Но он не стал спешить: мгновение – и боль пронзила левую ладонь так, что Харада едва сдержал вскрик. Клинок, всаженный резко и небрежно, прошил и плечо Кацуо. Глаза его расширились, он зажмурился и сжал зубы, но все же взвыл.
– Не отпускаешь, – с интересом бросил Желтая Тварь, выдергивая окровавленный меч. – Как…
– Юши! – хриплый голос раздался сквозь горячий туман.
Господин?
Харада не мог обернуться, да и не хотел видеть, как тот, чье место занял Кацуо, идет сюда.
– Держись, – все, что удалось выдохнуть. Он чувствовал, как раненая рука Кацуо слабеет. И что слабеет сам.
– Ненужные жертвы, – прохрипел Кацуо, щурясь на тучи, в которых опять гуляли молнии. – Боги не одобряют.
– Пусть подотрутся своим одобрением! – сплюнул Харада, и Кацуо засмеялся. – Что?
– Я говорил, что ты начинаешь мне нравиться? – хрипло пробормотал он.
Это было бы лестно слышать, если бы в это же время кровь не заливала пальцы, которыми Харада цеплялся за его плечо, а в голове не билось: «Удержать, удержать, удержать и не сверзнуться». Пронзенная рука ощущалась одеревеневшей, мертвой. Но так словно стало даже проще, или он ничего уже не соображал?
– Юшидзу Ямадзаки! – прогремело над головой.
Господин.
Харада не оглядывался, смотрел только вниз, проклиная себя: мышцы подводили. Он все еще не тянул, а лишь сползал дальше под чужим весом. Камни предательски сыпались и крошились.
– Опять лезешь меня спасать. – Кацуо дернулся, качнулся, ища опору на отвесной скале.
– Ты мне работу обещал вообще-то, – шепнул Харада, прищурившись. – Я не заинтересован в твоей смерти.
Над головами сверкнули сшибающиеся клинки.
– Наконец-то! Покажи свое истинное…
Не оборачиваясь, Харада знал: они все же сражаются. Два брата. Те, кто не представлял жизни без друг друга, а теперь, видимо, не представляют смерти. Нет. Это не его дело. Он отрешился от боли, он напрягся и потянул Кацуо назад. Не хотелось смотреть, как пляшут снег и молнии, как сгущаются тучи, темные, словно глаза довольных богов.
Поэтому он смотрел вниз, на Кацуо и шторм за ним.
Дрожащая рука потянулась, обхватывая шею, так судорожно, будто хотела ее свернуть.
– Спасибо.
Такое простое слово. Такая непривычная интонация.
Он собрал последние силы, дернулся назад – и упал на спину, с силой ударившись о какой-то камень, скорее почувствовав, чем увидев, что
