Васнецове и Молохове. Я сказала: ничего не знаю, но не уверена, что он поверил, – вступила Маша, собравшись с духом.

Лев Моисеевич посмотрел на жену. Та подняла соболиные брови.

– Насчет Молохова все понятно. Я сам о нем ляпнул. Простить себе не могу. Пришлось сказать про саблю. Но только сказать. Так, мол, и так. Отказался приобретать сей предмет. Без подробностей, конечно. А о Васнецове… Я полагал, что там уже и думать о нем забыли. И о нас иже с ним. Выходит, что нет?

– Выходит. Лев Моисеевич, а камея? Мы же хотели все про нее узнать. Я, конечно, собиралась порасспрашивать Ширяева. Хотела выяснить, связано ли убийство Аленки с камеей, но когда он сам стал делать то же самое, подумала, что лучше дурочку включить.

– Это ты правильно сделала. Дурочка – самая благодарная роль, – одобрительно кивнул Лев Моисеевич. – Музыкант звонил несколько дней назад. Сказал: заключение по камее давно готово, и удивился, что от нас ни слуху ни духу. Кстати, намекнул, что меня ждет сюрприз.

– Какой? – с любопытством поинтересовалась Маша.

– О содержании сюрпризов, Муся, заранее не сообщают. Тем более по телефону. Я ответил, что сейчас не могу с ним встретиться, и попросил подождать немного.

– Ты должен с ним встретиться завтра, – сказала Бина Рафаэльевна – Возможно, этот сюрприз как-то связан с интересом следователей.

Лев Моисеевич и сам уже успел подумать, что все дело в этой пресловутой камее. Может, милиционэры ищут именно ее? Тогда дело примет совершенно ужасный оборот и главным преступником окажется Лев Суслин.

От этой мысли Льву Моисеевичу поплохело до невозможности. Он побледнел и схватился за сердце, но Мудрость Вселенной вернула его к жизни, сурово заявив:

– Не время болеть, Суслик. Ты должен спасти свою репутацию и мою жизнь