кирзовые

На город на Берлин!

Грома гремят басовые

На линии огня,

Идут мои кирзовые,

Да только без меня!..

Там, у речной излучины,

Зелёная кровать,

Где спит солдат обученный,

Обстрелянный, обученный

Стрелять и убивать!

Среди пути прохожего —

Последний мой постой,

Лишь нету, как положено,

Дощечки со звездой.

Ты не печалься, мама родная,

Ты спи спокойно, почивай!

Прости-прощай, разведка ротная,

Товарищ Сталин, прощевай!

Ты не кручинься, мама ро́дная,

Как говорят, судьба слепа,

И может статься, что народная

Не зарастёт ко мне тропа…

А ещё:

Где бродили по зоне каэры [2],

Где под снегом искали гнилые коренья,

Перед этой землёй – никакие премьеры,

Подтянувши штаны, не преклонят колени!

Над сибирской Окою, над Камой, над Обью

Ни знамён, ни венков не положат к надгробью!

Лишь, как Вечный огонь, как нетленная слава —

Штабеля! Штабеля! Штабеля лесосплава!

Позже, друзья, позже,

Кончим навек с болью.

Пой же, труба, пой же!

Пой и зови к бою!

Медною всей плотью

Пой про мою Потьму!

Пой о моем брате —

Там, в ледяной пади!..

Ах, как зовёт эта горькая медь

Встать, чтобы драться, встать, чтобы сметь!

Тум-балалайка, шпилт балалайка, —

Песня, с которой шли мы на смерть!

Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка,

Тум-бала, тум-бала