Я есмь, следовательно я осязаю; я осязаю, следовательно я мыслю,— такое напрашивается рассуждение, и его сопровождает красивый парадокс: ни один человек не лишен того, что, собственно, делает его человеком, но как раз постольку, поскольку он делает то, что делает животное