– Я не могу сдаться раньше, чем попытаюсь. Судя по словам твоего отца, я могу умереть в любом случае. Начнись война, я окажусь в неменьшей опасности, но могу умереть без возможности себя защитить. И жертвой буду не только я, под ударом окажутся многие существа. Неужели ты бы не сделал то же самое для Иштвана и Хадринн?

При упоминании родителей мужчина сжал кулаки, продолжая сверлить взглядом ведьму.

– Сделал бы, не раздумывая. Но мне не жаль собственной жизни, ибо это и не жизнь вовсе. Сотню лет я живу в заточении без возможности надолго покидать замок. Сотню лет я живу с монстром внутри меня, который умрет лишь тогда, когда мир увидит мой последний вздох. Если ты погибнешь по нашей с ним вине, я не прощу этого ни себе, ни ему. Я бы предпочел увидеть, как ты счастлива в браке со своим мужем, как растут твои дети в любви, которую ты так стремишься подарить, как твоих черных волос коснется серебряный свет луны, оставив оттиск седины, как уйдешь на покой, оставляя горечь утраты. Тогда я буду скорбеть о тебе много тысячелетий, но не раньше, нет, иначе мне придется поверить в то, что Тьма сильнее Бога.

Сердце Элайн сжалось, превратившись в комочек, пропускающий удары; слова мужчины были так похожи на признание, что девушка едва могла стоять на ногах. Ведомая порывом чувств, она подошла ближе, ощутив запах его духов, но не смея дотронуться до по-прежнему сжатых кулаков.

– Будь же тем, кто это увидит воочию. Тем, кто будет любить моих детей как своих. Тем, кто бросит последние комья земли на мой гроб. Позволь побороться за эти годы, Матэуш. Тренировки со мной пойдут на пользу, мы вместе станем давать отпор монстру, я не отступлю.