одиночество вершины и ее прозрачный и режущий смертельный холод. Прежнего Иеффая­ больше нет. Тот, кого только что помазал елеем священник, уже не Иеффай. Запах развеян, вся его жизнь развеяна, и ни елей, ни вино, ни благовония не могут вдохнуть ее вновь. На каменном­ престоле судьи восседает не сам Иеффай, а его слава