Но вернёмся к Губанову и их отношениям с эстрадником. Принципиальное отличие одного поэта от другого – в аудитории и в корректировке голоса под неё.

У первого – это московская молодёжь, которой дай только волю – начнут смеяться, орать, зубоскалить; пока читаешь, будут разливать очередную бутылку, громко передвигаться, нарушать поэтическую мистерию замкнутого пространства – кухоньки или художественной мастерской; с такими надо работать по-чеховски: раз – и в морду, и обязательно неожиданно, чтоб огорошить как следует.

У второго иные читатели – тихая, икающая от громких слов интеллигенция маленьких советских научных городков; вот они будут слушать внимательно, потому что живут так – затаив дыхание – пока ломают глаза над рабочими формулами, пока едут в трамвае, пока целуют любимых, пока сидят на стадионе и слушают поэта; отсюда и авангардизм Вознесенского, который на поверку оказывается разболтанной и расшатанной традицией или, как иной раз говорят, поэтическим конформизмом.