— Съехаться и начать жизнь сначала. Степушка, — приобняла она парня за плечи, — хорошо ведь жили, пока она в нашем доме не появилась. Ты ж вспомни, как ладно быт вели — все вместе, без ссор, а стоило только этой чувырле к нам поселиться, сразу все кувырком пошло. Степка, черная у них семейка. Сами голодом живут, вот и нас по миру пустят. А знаешь, что?
— Что? — Степа смотрел в ее хитрые глаза и чувствовал, как голова становится тяжелой от множества дум.
— Не приворожила ли она тебя? А? Ты же раньше таким добрым был, а теперь вот, даже на мать кричишь. Да когда такое было? Да кто б это мать родную голосом брал? Подумай, сынок, хорошенько подумай, что тебя дальше ждет? Изведет она тебя, и будешь, как батька наш, немой и немощный. Раньше Панкрат не был силушкой обделен, а теперь сам не свой. А ему еще только пятьдесят. Сыночка, кроме матери, никто тебе правды не скажет.