Эйлив Гвюдмюндссон спешит спуститься с перевала, разбрызгивая вокруг себя сухой снежок, словно льдиноборóдая паровая машина. И мы следуем за ним — взмокшим, зябконогим, несущим мешок рождественской пшеничной муки — и слышим его пыхтение. Его мы слышим даже лучше, чем он сам, ведь мы — книголюбы — воспринимаем вещи с удобной дистанции, окруженные той самой идеальной книжной тишиной, которая обычно царит вокруг пододеяльников, и с наслаждением сопереживаем чужим страданиям при свете лампы на ночном столике.