Выгодное? Что ты имеешь в виду? Более дурацкого вопроса не придумаешь. Напечатать на листочках цифры – десять тысяч, тысяча, – засучить рукава и собирать денежки? Так, что ли? Я еще могу понять людей, коллекционирующих таблички с именами или детали от паровозов, но собирать бумажки, на которых напечатаны какие-то цифры, – это верх вульгарности… Приведу в пример этот музыкальный центр. Если слушать его целый день на полную громкость, станет совсем невесело. Чтобы музыка оставила впечатление и принесла удовольствие, достаточно двух-трех часов. Пахать целыми днями, как ломовая лошадь, во имя того, чтобы положить на стол пачку денег… Что это такое? Что это меняет? Мир человека вот где.
И Митараи быстро прижал указательный палец к виску.
– И это для человека всё. А деньги, сколько их ни накопи, все равно в гроб с собой не унесешь… Ты знаешь, что это такое? – Он указал на окно.
– Окно вроде бы. А разве не так?
– Ой-ой-ой! Что ты видишь за окном? Море! Море, мой дорогой! Пепельно-серые волны. Серые крыши, словно развернутые и положенные вверх обложками книги. Море крыш, простирающееся в бесконечность. А люди – рыбы, живущие на глубине и плавающие у самого дна. Бóльшая часть из них слаба умом и не в состоянии оторваться от дна, подплыть хотя бы к этому окошку. Вон смотри, морской черт плывет…
Внизу медленно проехал автомобиль с включенными фарами.
– И что, ты думаешь, делают эти глубоководные рыбы, заработав немного мелочи? В тени пучков морской капусты и среди бегающих рачков строят себе жилища, желательно лучше, чем у соседа. Это же просто курам на смех, правда? Стоит рядом махнуть хвостом киту, от их нор ничего не останется.
Митараи расхохотался и, едва сдерживаясь, добавил:
– Забавно, верно? Какой-то рачок отчаянно обороняет свою крошечную норку и готов отдать за нее жизнь по самой бросовой цене…
Он подался вперед и, потирая руки, продолжал хихикать:
– Хе-хе-хе! Все это и плошки риса не стоит. Всем счастливым семейством любоваться на какую-нибудь хреновину, вроде вырезанного из консервной банки значка или селедочной головы, передающейся по наследству из поколения в поколение, и молиться о загробном блаженстве… Ну разве это не смешно? Ха-ха-ха! Чудак ты, однако! Нет, право слово, я больше не могу. Аха-ха-ха-ха!
И Митараи быстро прижал указательный палец к виску.
– И это для человека всё. А деньги, сколько их ни накопи, все равно в гроб с собой не унесешь… Ты знаешь, что это такое? – Он указал на окно.
– Окно вроде бы. А разве не так?
– Ой-ой-ой! Что ты видишь за окном? Море! Море, мой дорогой! Пепельно-серые волны. Серые крыши, словно развернутые и положенные вверх обложками книги. Море крыш, простирающееся в бесконечность. А люди – рыбы, живущие на глубине и плавающие у самого дна. Бóльшая часть из них слаба умом и не в состоянии оторваться от дна, подплыть хотя бы к этому окошку. Вон смотри, морской черт плывет…
Внизу медленно проехал автомобиль с включенными фарами.
– И что, ты думаешь, делают эти глубоководные рыбы, заработав немного мелочи? В тени пучков морской капусты и среди бегающих рачков строят себе жилища, желательно лучше, чем у соседа. Это же просто курам на смех, правда? Стоит рядом махнуть хвостом киту, от их нор ничего не останется.
Митараи расхохотался и, едва сдерживаясь, добавил:
– Забавно, верно? Какой-то рачок отчаянно обороняет свою крошечную норку и готов отдать за нее жизнь по самой бросовой цене…
Он подался вперед и, потирая руки, продолжал хихикать:
– Хе-хе-хе! Все это и плошки риса не стоит. Всем счастливым семейством любоваться на какую-нибудь хреновину, вроде вырезанного из консервной банки значка или селедочной головы, передающейся по наследству из поколения в поколение, и молиться о загробном блаженстве… Ну разве это не смешно? Ха-ха-ха! Чудак ты, однако! Нет, право слово, я больше не могу. Аха-ха-ха-ха!
