В день приезда Эрнест вел себя хорошо на вечерней семейной молитве, а также и на следующее утро. Отец читал отрывок о повелениях умирающего Давида Соломону относительно Семея, но Эрнеста это не волновало. В течение же этого второго дня после приезда его чувства задевали столько раз, что к вечеру он настроился вести себя плохо. Он стал на колени подле Шарлотты и произносил ответствия небрежно — не настолько небрежно, чтобы она наверняка поняла, что он делает это нарочно, но достаточно небрежно, чтобы заставить ее гадать, нарочно он это делает или нет, а когда ему нужно было произнести слова молитвы о том, чтобы Бог содеял их истинно честными и добросовестными, он сделал ударение на слове «истинно». Не знаю, заметила ли Шарлотта что-нибудь, но в остальные дни его пребывания дома она преклоняла колени поодаль от него. Эрнест ручается мне, что это была единственная язвительность, какую он допустил в продолжение всего времени, пока был в Бэттерсби.