Нас обоих объединяло то, что мы отменили социальный детерминизм — нам удалось вырваться из презираемого положения, чтобы обеспечить себе судьбу, которая считалась завидной. Это означало принять последствия и заплатить высокую цену. Отринув свое происхождение, ни я, ни она при этом так и не смогли полностью осознать наше место в новой среде. Этот разрыв породил страдания, ибо от корней не убежишь. Как бы мы ни пытались заглушить свою идентичность, стереть атавизм, отказаться от религии, это чувство принадлежности было нашим вечным спутником. Оно преследовало нас повсюду. Мы больше не желали быть теми, кто мы есть, но в то же время ими оставались. Мы пытались отречься, убежать от себя, но это было не в нашей власти.