Я выбрала легкий путь – позволила сердцу диктовать себе то, что мой разум считал неправильным. Были они чьими-то половинами или не были, но люди с метками фейри заслужили свободу, и я уже знала, что попытка освободить их, скорее всего, закончится моей смертью.

Но, если Калдрис уйдет, я больше не буду ничьей половиной.

Я медленно потянулась к его телу, обхватив дрожащими пальцами рукоять кинжала. Осторожно потянула, высвобождая его из ножен и вздрагивая от тихого скрежета железа о кожу. Когда я коснулась пальцем самого лезвия, на меня навалилась слабость, подтверждая, что металл послужит моим целям.

Встав рядом с ним на колени, я старалась не касаться его тела своим. Затем наклонилась, осторожно уперлась рукой в спальник у его головы, подняла кинжал и приставила к горлу. Щеки у меня стали мокрыми от слез, пока я смотрела на него сверху вниз, рука тряслась, заставляя дрожать лезвие, когда оно задержалось в опасной близости от его кожи.

Я размахнулась и тут же сдала назад, сдерживая всхлип, застрявший у меня в горле. Калдрис медленно открыл свои голубые глаза и встретился со мной взглядом, но наша связь продолжала молчать. Он не был удивлен, когда посмотрел на меня, скользнув глазами по моим заплаканным щекам.

– Мне было интересно, как ты поступишь.

– О чем ты? – спросила я, всхлипывая и опуская глаза, чтобы посмотреть на нож.

Я прижала лезвие к его коже, задаваясь вопросом, почему он никогда не вздрагивает и вообще никак не реагирует на это. Конечно, он знал, что лезвие было железным. Что его смерть станет окончательной, когда я перережу сухожилия у него на шее и вырежу из груди сердце.

Из горла у меня вырвался сдавленный всхлип.

Калдрис слегка приподнялся, чтобы схватить меня за запястье, и наконец отвел лезвие от шеи, пока я сопротивлялась. Но, вместо того чтобы убрать его от тела, он переместил его вниз, к груди, и провел тонкую линию к сердцу. Пока оно билось, кончик лезвия упирался в кожу на груди, а Калдрис крепко держал мою руку.

– Оно твое. Бьется оно или нет, – пробормотал он, другой рукой обхватив мою щеку. – Я весь день чувствовал твое отчаяние, пронизывающее нашу связь, детка. Если моя смерть принесет тебе покой, я готов заплатить за это жизнью.

Я покачала головой, нахмурившись в замешательстве, сдерживая поток слез. Я чувствовала его покорность, чувствовала отсутствие у него страха.

– Тебе полагается драться, – прошептала я, всхлипывая и пытаясь выдернуть руку.

Но его хватка была крепкой. Там, где он держал мою руку, острие кинжала впилось в кожу, и струйкой потекла кровь.

– Зачем мне драться с тобой? Все, чего я хочу, – это любить тебя, – пробормотал он, успокаивающе проводя большим пальцем по коже на тыльной стороне моей ладони.

– Ты проснулся, потому что к горлу приставлен твой собственный кинжал. Ты должен драться, – повторила я, чувствуя, как скатывается у меня по щеке слеза и падает ему на грудь.

– Если ты готова представить свою жизнь, свое будущее в этом мире без меня, то зачем мне вообще жить? – спросил Калдрис