И мы не можем всем нашим сознанием и телом, никак не можем допустить, что в этой живой машине, в этой горе мяса есть чувства, есть надежды и любови.

Ладно, женщины еще могут признать это, им легче, после охоты они увидят эту тушу уже разделанной, убоина – ноги и пласты ребер будут принесены в стойбище и развешаны на обломанных сучьях деревьев у входа в жилище чуть пообветриться. А нам, самцам, никак нельзя допускать наличие эмоций в животном, нам его придется убивать, какими бы грустными ни были лошадиные глаза, как бы печально ни подрагивала нижняя губа, как бы ни был изящен поворот головы и прекрасен бег этого большого мяса.