Бессмертная классика в зеркале русской поэзии.
«Гамлет» — не просто трагедия, а культурный код, пронизывающий литературу, философию и театр вот уже более четырёх веков. Написанная в 1600–1601 годах, пьеса вобрала в себя древнюю легенду о датском принце (из хроник Саксона Грамматика), но Шекспир превратил её в глубокий психологический и философский манифест.
Шекспироведы выделяют четыре основные версии пьесы, от ранних кварто до канонического фолио. Пастернак работал со сводным текстом, но его перевод — не буквальная калька, а поэтическое переосмысление. В отличие от академичной точности Лозинского, Пастернак делает Шекспира живым, почти современным. Его Гамлет говорит не архаичными витиеватостями, а человечески — страстно, нервно, порой обрывисто.
Я читала оба перевода, какие то части пьесы мне больше нравятся у Лозинского, какие-то у Пастернака, и тот и другой хороши. Но Пастернак, прежде всего, поэт, и его перевод звучит как ритмизованная речь, сохраняя шекспировскую мощь, но без тяжеловесности. Гамлет — alter ego Пастернака — не случайно в «Докторе Живаго» стихотворение «Гамлет» открывает цикл Юрия Живаго. Это метафора художника перед лицом рока, тема выбора и жертвы. Хотя некоторые шекспироведы критикуют вольности, именно пастернаковский перевод легче воспринимается на слух, что делает его идеальным в том числе для театра. В этом переводе Гамлет менее меланхоличен, но более решителен. Его монологи — не просто размышления, а страстные монологи-действия. «Быть или не быть» у Пастернака звучит не как философский трактат, а как внутренний взрыв, что ближе к современному восприятию.
Пастернаковский «Гамлет» — это не просто перевод, а диалог двух гениев через века. Если Лозинский — эталон точности, то Пастернак — эталон пронзительности.