– Почему не играешь? – Не умею. – Так давай научу. – Тони предложил это настолько естественно, словно он каждый день обучал слегка нетрезвых девиц премудростям американского пула. – Не думаю, что хочу, – насупилась Рене, но тут же вздрогнула, стоило Лангу стремительно наклониться вперёд и бесцеремонно упереться ладонями в её кресло. – Как можно не хотеть того, чего даже не знаешь? – спросил он тихо и нахально ухмыльнулся. Но в Рене плескалось уже достаточно вина, чтобы осклабиться в ответ, а затем приблизить своё лицо к бледной физиономии Энтони так близко, что их носы едва не соприкоснулись. – Я никогда не пробовала жареных кузнечиков и что-то не испытываю желания это навёрстывать.
– Может, хватит заниматься саморазрушением? – Человека разрушают черви, микроорганизмы и личинки насекомых. Всё остальное – деградация. – Как же ты невыносим.
– Возможно, мне стоило грешить усерднее, – едва слышно произнёс Ланг и усмехнулся, заметив её недоумение. – Тогда возмездие в твоём лице пришло бы раньше.
– Обезболивающее? – сухо спросила Рене, пока ставила одну за другой галочки напротив нужных ответов. Ланг следил за ней из-под полуприкрытых век. – Гильотина.
– Как я уже говорила, это только моё дело. Мне очень неловко, что я доставила всем столько хлопот, но вы ошибаетесь. Это просто переутомление, ничего больше. Я закончила вскрытия далеко за полночь и, пока писала отчёты, заснула в комнате дежурного хирурга. А потом мне просто стало нехорошо. На этом всё – никаких тайн, драм и скелетов в кладовке уборщика. – Засунь свою ложь кому-нибудь в задницу, но только не пытайся накормить ею меня
Право слово, с вашим приходом даже боли стали меньше. Вы, случаем, не волшебница? Рене демонстративно оглянулась, а потом заговорщицки прошептала: – Я просто слишком люблю людей. Но, пожалуйста, не говорите об этом доктору Лангу. Это оскорбит его траур по чужому веселью. – Не волнуйтесь. Я давно поняла, что он спас столько жизней исключительно из чувства мести. Дабы не мучиться в одиночестве, если никого не останется.
