Какое-то время я уже несу леопарда, оставаясь им и передвигаясь на двух ногах, и все его чувства и инстинкты открыты для моего понимания. Моя поступь спокойна и размеренна, мой мозг тонко настроен на малейшее движение мышц. Мы идеально синхронизированы. Ведь в конце концов я нашла узду, и ею оказалась я сама.
Другим леопардам, что были до нас, требовалась узда извне, чтобы контролировать зверя внутри человека. А я свыкаюсь с пониманием, что являюсь не таким леопардом, как прежние. Я – новый вид леопарда, созданный для нового мира, и мой леопард откликается только на мой зов. Он обязан следовать за мной, чтобы обозреть этот новый мир и придумать правила сообразно моим представлениям.
Леопард хочет поохотиться. Я выхожу из него и гляжу, как он неспешно скрывается в зарослях, даже не оглянувшись.
Это мы вонзили зубы в горло мальчика и, сомкнув челюсть, вырываем паразита из тела измученного носителя. Ярость имеет привкус застарелой воды, месяцами простоявшей под солнцем, ярость не хочется глотать. Я открываю наш рот, и паразит издает последний вздох и распадается в небытие.
После моего последнего пребывания в леопарде со мной произошло нечто особенное. Я чувствую себя старше и мудрее. Мне довелось стоять в реке времени, и воды ее протекали сквозь меня стремительным потоком. Я есть та, кем и всегда должна была стать.
Наверное, это и есть особая разновидность смерти. Все старое ушло.