ta muallif kitobidan iqtiboslar  Эль-Сид, или Рыцарь без короля

Артуро Перес-Реверте

Тот, кто не умеет умирать, не может жить войной, – вздохнул он. – А люди хорошего рода умеют спокойно идти в вечность

Руй Диас поднял голову к звездам — к этим холодным булавкам, вколотым в черный бархат ночи, безразличным ко всему, что происходит на земной глади

— Если воин идет умирать и готов принять это, он действует так, словно уже умер... Так, словно его жизнь ему уже не принадлежит. И сражается тогда во всю силу, не бросает товарищей и думает не о спасении, а о том, как бы причинить врагу наибольший ущерб.

Настанет день – и обозначит наших врагов, они перестанут быть бесплотными тенями. А все, имеющее плоть, можно победить.

— Ты слышишь, что я говорю тебе, Руй Диас? Через несколько лет никто и не вспомнит твоего убогого имени.

И снова он кивнул. Дождь припустил с новой силой, барабаня по шлему, крупными каплями стекая по лицу и бороде.

— Может быть, и так, сеньор, — промолвил он. — Может быть.

Ничего ты не знаешь. Ты — всего-навсего бродяга без рода, без племени, без отчизны. И ты, и твои люди, — он показал на Барбуэса и остальных, — гнусные наемники, проходимцы, перекати-поле. Приграничное отребье.

Руй Диас подумал и над этим.

— У меня, сеньор, есть добрый конь и добрый меч. А обо всем прочем Господь промыслит.

— Я — Сид Кампеадор, а вы — мои воины. Пусть при звуках нашего имени рыдают в Лериде и Барселоне вдовы и сироты.

— Неужто тебя никогда не одолевают сомнения, Сиди.

— Постоянно.

Руй Диас сам задумался над только что произнесенными словами. Не хотелось бы ими прощаться со своим спутником. С человеком, от которого наступающим днем — да и потом — будет зависеть почти все.

— Завтра в бою, — произнес он наконец, — надо будет облечь в плоть подходящий миг. Но сначала — уловить его, узнать, что это он и есть.

В полумраке блеснули глаза мавра.

— То мгновение, когда Всевышний, который знает, кто страшится Его, улыбнется тебе?

— Именно так. Если не уловишь этот миг, другого может и не быть.

— Если Всевышнему будет угодно, — сказал аль-Хатиб, — так и произойдет. Он улыбнется нам на мгновенье.

— Нам этого хватит. Об остальном мы позаботимся сами.

Мавр протянул ему руку, и навстречу вытянул свою Руй Диас: две крепкие ладони, огрубевшие от постоянного трения о рукоять меча, встретили, обхватили и стиснули друг друга.

— Для меня — честь завтра сражаться рядом с тобой, Сиди.

— А для меня — с тобой, раис Якуб.

— Нелегко командовать людьми, — добавил Мутаман.

— Править ими — дело не менее трудное, государь, — учтиво ответил Руй Диас. — Это испытание — из самых тяжких.

Граф был еще молод и оттого — чересчур самоуверен и высокомерен. Высокий и статный, с золотисто-рыжей бородкой и подвитыми усами. Светлоглазый, как большинство северян. С толстой золотой цепью на шее. Манеры у него были одновременно властные и томные и ясно, с первого взгляда, давали понять, что в здешних краях сразу и непосредственно после Господа Бога идет он, Беренгер Рамон II. Ему, взращенному в лоне верховной власти и предназначенному для нее, графство Барселонское досталось по на­следству пополам с братом-близнецом, которого, впрочем, не так давно по его приказу убили, чтобы не мозолил глаза и пейзаж не портил. Он был владельцем и владыкой всех окрестных земель, и мавританский король Лериды откупался от него данью.