Твоя родина — спальня. Изволь-ка, сударыня, сидеть дома да прясть, а не рыскать по гостям. Да и что значат слезы, которыми ты, как блестками, унизываешь шитье свое? Почему, лишь я подхожу к тебе, твое лицо становится так кисло, что на мне ржавеет панцирь? Небось на племянника моего ты очень умильно глазеешь! Черт меня возьми, тут что-то недаром… я уверен, что вы вспомнили прошлое. Но помни и то Луиза, что у меня есть прохладительные погреба, куда я навек могу запереть тебя, как бутылку с венгерским, чтобы не испортилась!»
Этого мало: разгневался на соседа — на коня со своей дворней и псарней, и пошел топтать чужие нивы, палить чужие леса
Страшные, оборванные, однако при шпаге и железный картуз набекрень, разгуливали они по хижинам эстонцев, поколачивали их для препровождения времени, ласкали их дочек и брали контрибуцию с жен, чем Бог послал
Позабывшись, и даром, правду сказать, порубливали встречного и поперечного, ну да это чтоб не разучиться или поучиться, говорил он
Однако Бог знает, что делает, кровь на мужчине часто смывает его прежние пятна, а на женщине, почитай всегда, хуже Каиновой печати. Луиза казнена жестоко; зато этот пример долго спасал многих от греха.
«Кровь за кровь, убийцы!» — прогремел он — и вмиг растоптанный Регинальд захрипел под ногами коня — и, вмиг наклонившись, подхватил мертвец полумертвую Луизу, перекинул ее через луку, поворотил коня, взглянул на всех, как уголь, яркими очами и стрелой выскакал вон из церкви-лишь огонь струями брызгал из-под копыт по следу Только и видели. Страх всем запечатал уста… крестись, разбежались гости.
«Отвори!» — повторил страшный голос, и слышно было, как ржал конь и топал по плитам подковами,- и вдруг двери, застонав от удара, соскочили с петлей и рухнули на пол… воин в вороненых латах, на вороном коне, в белой с крестом мантии, блистая огромным мечом, ринулся к налою, топча испуганных гостей. Бледное лицо его было открыто… глаза неподвижны… и что ж? В нем все узнали покойника Бруно.
пожимая плечами, но расправляя рты,
Такая картина ужаснула Луизу… Женский ум слаб — он видит только то, что перед глазами… она отвернулась, махнула рукой… лук взвыл… стрела угодила в сердце, тут и дух вон… только кровь его брызнула на жену и племянника.
Бруно погиб — и дельно: он был виноват; да только правы ли его убийцы?
Да нет. Регинальд успел вскочить и принял меч на свой меч: схватились рубиться — искры запрыгали… удар в голову — и оглушенный Бруно, как сноп, свалился на траву. — Теперь ты в моих руках, злодей, — говорил Регинальд, привязывая его к дереву… — пришел конец твой.
