— Тебя я терплю, — холодно возразил Майло, — а люблю я собак. — Тидусс почему-то глянул на свою ладонь и продолжил: — Как выдрессировал, так и ведут себя. Никакой импровизации или суицидальных наклонностей.
Полетели! — Она, привыкшая приказывать, увидела его сдвинутые брови — и тут же спохватилась и улыбнулась мягко, опустила глаза, мгновенно превращаясь из повелительницы в уступчивую и нежную женщину.
Его имя было приятно тянуть, шептать, простанывать вслух — оно касалось неба легкой лаской и уходило в выдох, оставляя после себя терпкое и тягучее смолистое послевкусие. И я произнесла его снова, теперь беззвучно, наслаждаясь движением губ и легкой прохладой на языке.