Психика вечно голодна. Ее голод можно утолить информацией, раздражителями, впечатлениями. Лишь мертвый разум, впавший в шизис, равнодушен к потоку звуков и красок внешнего мира.
На реанимационном ложе психика вынуждена изобретать галлюцинаторные образы, чтобы частично насытить себя. Чудовищный акт психического каннибализма считается добрым знаком. Опытный психиатр знает: сложные и яркие галлюцинации оставляют надежду, что базисный дефект не будет нарастать слишком быстро. Опытный реаниматор знает: сложные и яркие галлюцинации израненного организма означают борьбу за жизнь.
Напротив, блеклая и примитивная галлюцинация свидетельствует, что разум исчерпал силы и готовится к полному распаду. Вместо нескольких ярких различимых образов разум порождает лишь скопище однотипных мелких тварей, образующих трепещущую массу. И психиатр, и реаниматор понимают: дело плохо. Живой ковер пауков, пчел, муравьев, чертиков, змей и других анималькуляриев удостоился отдельного нозологического титула — полимикрозоопсия. Буквально: видение множества маленьких зверей.
Если тело сражается с болезнью уже долгое время и порядком измотано, то вместо пауков умирающий человек будет аккуратно снимать с лица несуществующую паутину — прибираться, как говорят в деревнях. Это последний рубеж, который позволяет почувствовать структуру пустоты. Мозг пытался насытить вакуум восприятия, рисуя образы, отдавая последние силы. Ресурсов становилось все меньше: сложные галлюцинаторные объекты превратились в шевелящуюся однородную массу. Ресурсов не осталось: исчезла и масса, обнажая ранее незримый каркас.
Пауки растворились, и стала видна паутина. Линии заранее заданного движения, чтобы масса могла, двигаясь по начерченному шаблону, имитировать жизнь целого множества мелких существ. Но нет никаких существ. Никаким титаническим усилием угасающий разум не сможет различить одного паука во множестве. Если же реаниматор каким-то немыслимым методом даст разуму больного бесконечную энергию для этого действия, то вырванный из живого ковра паук тут же исчезнет, оставив в психической руке часть паутины — да и та растает бесследно.
Лавкрафт чувствовал пустоту, но не осмелился перейти черту, о которой сам же писал неоднократно. Его творческий гений замаскировал пустоту, дав ей множество имен и образов: от древних богов и звездных странников до расы глубоководных. Конкретизация источника зла значительно притупляет нулевой аффект. Но попробуй перечитать труды Лавкрафта с мыслью, что открывшиеся героям тайны сами суть лишь марево; что нет ни древних богов, ни странников, ни иных миров; что сбросившее маску древнее зло, в свою очередь, есть чья-то маска — и разум твой затрепещет.
сочувствуешь оскопленному, ибо он тоже человек. Ты подавляешь это сочувствие, ибо боишься представить себя на месте оскопленного.