от беспроводных излияний не скрыться уже нигде, самые интимные признания кричат в трубку в ресторанном застолье, страшные тайны выдают, стоя в очереди или на остановке, и все мы вынуждены выслушивать чужие свары, объяснения, сердечные охи-ахи, так что общество превратилось в гигантский будуар, где все треплются со всеми, а по большому счету, сами с собой, причем сказать им всем нечего.
я любил ее такую, когда она, раздухарясь, выпьет, размякнет, даже и улыбнется, и наконец-то мы окажемся настроены на один часовой пояс, а не как те часы в отеле, где Вивиан как будто Токио, а я – Буэнос-Айрес
мы знаем друг о друге лишь то, что видим, а видимость обманчива, мы утыкаемся с лупой в сучок на дереве и не замечаем леса вокруг, мы разобщены, каждый сам за себя, а как наблюдатели — беспомощны, у нас не хватает терпения, о других мы знаем мало, о себе и того меньше
И вдруг меня сковал страх, он всегда обрушивается внезапно, как снег на голову, хотя я жду его. Страх проковырял дырочку в моем спокойствии. Потом высосал его.